Читаем без скачивания Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой] - Владимир Михайлов

И тут его ударила в виски совершенно неожиданная мысль.

Ну а, собственно, почему бы им не взять его?

«В конце концов, что тебе нужно? — спросил он себя. И ответил: — Попасть на объект. Сюда пока не получается — значит, попробовать на Базу. Если туда возят людей… Я ведь все еще стою в классе у доски и отвечаю на заданные вопросы. До домашнего задания дело еще не дошло. Хорошо. Значит, ждем конвой. Ну, а если он повезет не людей, а то, что меня интересует не менее, а скорее более? Если он повезет пресловутые грибы? Переключиться? Оптимальным было бы — решить задачу у доски еще до того, как понадобится переходить к домашнему заданию. Значит — предоставить им возможность поработать за меня — а именно, доставить меня в места, до которых мне самому не добраться? Нагловато, конечно. И рискованно. Однако без риска, как сказал один классик, можно заработать лишь пять центов на доллар. Не воодушевляет — в наши сумасшедшие времена… Да, а если все-таки они сейчас готовятся перевозить куда-то именно грибы? Да к чертям эти детские шифры, когда речь идет о ракетах! Перевозить неизвестно откуда — неизвестно куда; но известно ведь, что именно при перемещении легче всего найти искомое: хранить можно и очень скрытно, а перевозить — лишь до определенной степени секретности, полная тайна тут невозможна и никогда не была возможной. Что же получается? Конвой собирается на Базу, как они это место называют. И мне нужно туда же. Вывод: ждем конвоя. Пытаемся зацепиться. А если нет — ладно, пусть хватают меня, пусть провезут хоть через какие-то ворота — а там попытаемся разобраться.

Да, если все прочее не годится, то остается один-единственный способ. Чреватый последствиями, зато весьма реальный.

Да, предусмотреть последствия невозможно. И утешаться можно лишь с детства известной припевкой: „Я от дедки ушел, я от бабки ушел, от тебя, сипо, и вовсе уйду…“

Опасная игра, черт бы ее побрал. Однако — кто не рискует, тот здоровеньким помрет. Но тебе это вряд ли на роду написано.

Итак — сгореть на женщине?

Пожалуй, нет. Не обязательно сразу дать им возможность идентифицировать тебя с тем — городским. Пусть повозятся, поскрипят мозгами. Если они будут думать, что наличествуют самое малое два чужака — тем лучше. Нет, на женщину не клюем, даже если она действительно возникнет и вопить станет очень, ну просто очень жалобно.

К тому же, ее запустят — если запустят — наверняка перед тем, как тронется в путь конвой. А есть большое желание его увидеть. Чтобы понять, наконец, что это такое. И впоследствии опознать в случае нужды. Значит, надо дождаться конвоя. И сыграть что-нибудь такое — нелепое до наглости. На двести процентов непрофессиональное. Чтобы снова поставить их в тупик: да действительно ли он — тот, за кого его принимают? А может, просто случайный дурачок?..

О’кей. Кажется, подсчитано, — взвешено и решено. Мене, текел, фарес.

Однако, они что-то медлят. Нет, нет должной четкости в здешней службе безопасности. Распустились, разучились…»

Он прислушался. Голоса, все еще неразличимо бубнившие, заметно сместились поближе к дороге. Ага, значит, скоро представление начнется. Ну, а мы пока что опорожним карманы, освободимся от всего, что могло бы послужить уликой. Выроем ямку. Вот так… И зароем. Конечно, шансов потом отыскать это полезное снаряжение будет крайне мало. Но избавиться от него в предвидении событий нужно. Тем более, что вещи, которые могут оказаться нужнее всего прочего, все равно останутся у Милова. Как это говорил Географ? «Всё мое ношу с собой»?

Милов так и сделал. И едва успел закончить, как и в самом деле раздался женский крик.

7

(132 часа до)

Милову даже немного страшно стало: оттого, что он так точно всё угадал. Хотя, конечно, большой сложности в этом не было. И еще по той причине, что кричала Зила очень натурально. И стоило немалых усилий сдержать себя и не рвануться на помощь. Милов даже порадовался тому, что зарыл слуховую капсулу вместе со всем прочим добром: слушать эти вопли через усилитель было бы вообще невозможно. Никакая логика не удержала бы его на месте.

А так он все-таки стерпел. Хотя ему казалось, что продолжалась эта пытка не менее часа, а на самом деле Зила терзала его слух и нервы от силы минут десять, и чем дальше, тем перерывы между воплями становились дольше.

«Бедняга, — подумал Милов, — совсем сорвет голос. Ну, что делать — такая служба…»

Когда наступила, наконец, тишина, Милов признал, что никогда в жизни до этого не приходилось ему слышать такой чудесной, такой бархатной, душистой, очаровательной тишины. Он пил тишину, наслаждался ею.

Но, к сожалению, недолго.

Тишину взломал низкий рокот мощных моторов. И он понял, что тронулся в неведомый путь тот самый конвой, с которым он так хотел познакомиться.

Однако, рассмотреть его как следует было немыслимо. Все еще стояла темнота, а машины шли без фар. Видимо, имели такую возможность. Милов скорее угадал, чем увидел длинные-длинные крытые кузова, в которых можно было бы (прикинул он наспех) разместить не меньше груза, чем в товарном вагоне. Причем — крупногабаритного груза. Милов узнал машины, несмотря на темноту. То был тот самый конвой, что он наблюдал на шоссе вчера — перед тем, как пересечь дорогу.

Однако, судя по звуку моторов, сейчас конвой шел если не порожняком, то во всяком случае с небольшой загрузкой. Да, те же машины. Милов насчитал пока пять силуэтов. Правда, может быть, их было и больше. Кроме мглы, различить было трудно еще и потому, что видел он их под острым углом. Можно было, разумеется, найти позицию и поудобнее. Но тоща ему не удалось бы сделать то, что он намеревался.

Приготовившись к старту, он коротко вздохнул. Откровенно говоря, было страшновато. Да кой черт страшновато: просто страшно. Редко когда он находился в такой опасности.

Он решительно шагнул вперед. Не скрываясь более, вышел на дорогу, когда головная машина конвоя была уже совсем близко. И поднял руку, словно голосуя в надежде, что подвезут.

Нервы его были закручены в тугой клубок. И поэтому, когда из первой машины ударил пулемет, Милов, готовый к этому, на микросекунду опередил пули и, бросившись наземь, скатился в придорожную канаву.

Конвой не остановился. Стопсигналы медленно, один за другим, уплывали направо.

Сосчитать их Милов не успел. Обостренный, как всегда в минуты опасности, слух уловил шаги, приближавшиеся к нему с нескольких сторон одновременно; услышал, несмотря на все старания подкрадывавшихся действовать бесшумно.

И одновременно слух его уловил и еще один звук, казалось бы, тут совершенно неуместный: звук песни, которую негромко и не очень в лад пели хором; глухой звук, словно из-под подушки. Звук усиливался с приближением последнего трейлера — и с его удалением стал ослабевать.